Неточные совпадения
«Боже
вечный, расстоящияся собравый в соединение, — читал он кротким певучим голосом, — и союз любве положивый им неразрушимый; благословивый Исаака и Ревекку, наследники я твоего обетования показавый: Сам благослови и рабы Твоя сия, Константина, Екатерину, наставляя я на всякое дело
благое. Яко милостивый и человеколюбец Бог еси, и Тебе славу воссылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно и вовеки веков». — «А-аминь», опять разлился в воздухе невидимый хор.
Давать страсти законный исход, указать порядок течения, как реке, для
блага целого края, — это общечеловеческая задача, это вершина прогресса, на которую лезут все эти Жорж Занды, да сбиваются в сторону. За решением ее ведь уже нет ни измен, ни охлаждений, а вечно ровное биение покойно-счастливого сердца, следовательно, вечно наполненная жизнь,
вечный сок жизни,
вечное нравственное здоровье.
Гнет позитивизма и теории социальной среды, давящий кошмар необходимости, бессмысленное подчинение личности целям рода, насилие и надругательство над
вечными упованиями индивидуальности во имя фикции
блага грядущих поколений, суетная жажда устроения общей жизни перед лицом смерти и тления каждого человека, всего человечества и всего мира, вера в возможность окончательного социального устроения человечества и в верховное могущество науки — все это было ложным, давящим живое человеческое лицо объективизмом, рабством у природного порядка, ложным универсализмом.
Тогда ради признано за
благо:цензурное ведомство упразднить на
вечные времена, на место же оного учредить особливый благопопечительный о науках и искусствах комитет, возложив на таковый наблюдение, дабы в Российской империи быстрым разумом Невтонам без помехи процветать было можно".
«Боже преславный, всякого
блага начало, милосердия источниче, ниспошли на нас, грешных и недостойных рабов твоих, благословение твое, укрепи торжественное каменщическое общительство наше союзом братолюбия и единодушия; подаждь, о господи, да сие во смерти уверяющее свидетельство напоминает нам приближающуюся судьбину нашу и да приуготовит оно нас к страшному сему часу, когда бы он нас ни постигнул; да возможем твоею милосердою десницей быть приятыми в
вечное царствование твое и там в бесконечной чистой радости получить милостивое воздаяние смиренной и добродетельной жизни».
— Они не ожидают мирских
благ и мирского счастия, а, напротив, они ожидают жизни
вечной.
Человек божеского жизнепонимания признает жизнь уже не в своей личности и не в совокупности личностей (в семье, роде, народе, отечестве или государстве), а в источнике
вечной, неумирающей жизни — в боге; и для исполнения воли бога жертвует и своим личным, и семейным, и общественным
благом. Двигатель его жизни есть любовь. И религия его есть поклонение делом и истиной началу всего — богу.
Воины Христовы! не жалейте
благ земных: слава нетленная ожидает вас на земле и
вечное блаженство на небесах.
Быть избранником, служить
вечной правде, стоять в ряду тех, которые на несколько тысяч лет раньше сделают человечество достойным царствия божия, то есть избавят людей от нескольких лишних тысяч лет борьбы, греха и страданий, отдать идее все — молодость, силы, здоровье, быть готовым умереть для общего
блага, — какой высокий, какой счастливый удел!
Екатерина преломила обвитый молниями жезл страха, взяла масличную ветвь любви и не только объявила торжественно, что Владыки земные должны властвовать для
блага народного, но всем своим долголетним царствованием утвердила сию
вечную истину, которая отныне будет правилом Российского Трона: ибо Екатерина научила нас рассуждать и любить в порфире добродетель.
Монархиня презирала и самые дерзкие суждения, когда оные происходили единственно от легкомыслия и не могли иметь вредных следствий для государства: ибо Она знала, что личная безопасность есть первое для человека
благо; и что без нее жизнь наша, среди всех иных способов счастия и наслаждения есть
вечное, мучительное беспокойство.
Быть счастливым, иметь жизнь
вечную, быть в боге, быть спасенным — всё это одно и то же: это — решение задачи жизни. И
благо это растет, человек чувствует всё более сильное и глубокое овладевание небесной радостью. И
благу этому нет границ, потому что
благо это есть свобода, всемогущество, полное удовлетворение всех желаний.
Заменять мирское, временное
вечным, это путь жизни и к ее
благу.
Мы не знаем, не можем знать, в чем состоит общее
благо, но твердо знаем, что достижение этого общего
блага возможно только при исполнении каждым не того закона, который устанавливают люди, а того
вечного закона добра, который открыт каждому человеку и в мудрости людской и в его сердце.
«Если этот космос прекрасен, а Зиждитель — δημιουργός его
благ — значит, он обращал взор на
вечное (προς το d'iöiov έ'βλεπεν); а если бы мы предположили иное, что грешно и выговорить, то на происшедшее» (το γεγονός).
890, A: «το ον και αγαθού κρεϊττον εστί καί ενός είλικρενέστερον καί μονάδος άρχεγονώτερον» (Сущее лучше
блага, чище единого и изначальное монады).]; его нельзя, наконец, назвать и жизнью, он больше и выше, чем жизнь, он есть
вечный и неиссякаемый источник жизни» [De Profug.
«Христос, Первосвященник будущих
благ… не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию однажды вошел в святилище и приобрел
вечное искупление.
Он рождает себя в троякости, и при этом
вечном рождении следует понимать только одно существо и рождение, ни отца, ни сына, ни духа, но единую
вечную жизнь или
благо» [Myst. magn. (1624), Cap.
Всемогущее, невидимое, непонятное, всеведущее,
вечное, самостоятельное
благо, сущность всех сущностей, всемогущая воля, которая собственно не любит, не мудра, не правдива, не
блага и т. д., но есть сама любовь, мудрость и
благо,
благой,
вечный свет».
«Мы не можем сказать, что этот мир создан из чего-либо, возникло лишь вожделение из свободного наслаждения, что безосновность, как высшее
благо, или сущность, как
вечная воля, созерцает в наслаждении (Lust), как в зеркале» (IV, 424, § 7).]; мир есть модус абсолютной субстанции, — на разные лады, но в одинаковом смысле отвечают Дж. Бруно, Спиноза, разных оттенков пантеисты и монисты; следовательно, напрашивается неизбежное заключение — мира нет в его самобытности и относительности, а существует только Абсолютное.
Этика должна строиться не в перспективе
блага и счастья этой бесконечной жизни, а в перспективе неизбежной смерти и победы над смертью, в перспективе воскресения и
вечной жизни.
Творческая этика призывает не к творчеству временных, преходящих, тленных
благ и ценностей, способствующих забвению о смерти, конце и суде, а к творчеству
вечных, непреходящих, бессмертных
благ и ценностей, способствующих победе над вечностью и подготовляющих человека к концу.
О! вы, счастливые народы,
Где случай вольность даровал!
Блюдите дар
благой природы,
В сердцах что
вечный начертал.
Се хлябь разверстая, цветами
Усыпанная, под ногами
У вас, готова вас сглотить.
Не забывай ни на минуту,
Что крепость сил в немощность люту,
Что свет во тьму льзя претворить.
О нас же просим всех верноподданных наших, да они с тою же любовию, по которой мы, в попечении о их непоколебимом благосостоянии полагали высочайшее на земле
благо, принесли сердечные мольбы к Господу Нашему Иисусу Христу о принятии души нашей, по неизреченному Его милосердию, в царствие Его
вечное».
«Ты обещал мне небо на земле — и дал мне его. Виноват ли ты, что не мог сделать его
вечным? ведь ты не бог! За блаженство, которое я вкусила, пошли он мне тысячу мук, все не покроет этого блаженства. Ты с своей стороны мне ничего не должен — ты дал мне более, нежели я ожидала; с тобою узнала я
благо, какого и самые горячие мечты мои не обещали мне. Теперь мое дело жить и умереть для тебя, для твоего спокойствия, счастия и славы.
Это
вечное и абсолютное связано с аскетической мистикой преодоления «мира» этого, отречения от призрачных
благ этого мира, с внутренним прохождением через Голгофу.
Сей был, и есть, и будет
вечнойИсточник лют рабства оков:
От зол всех жизни скоротечной
Пребудет смерть един покров.
Всесильный боже,
благ податель,
Естественных ты
благ создатель,
Закон свой в сердце основал;
Возможно ль, ты чтоб изменился,
Чтоб ты, бог сил, столь уподлился,
Чужим чтоб гласом нам вещал.
Если разуметь жизнь загробную в смысле второго пришествия, ада с
вечными мучениями, дьяволами, и рая — постоянного блаженства, то совершенно справедливо, что я не признаю такой загробной жизни; но жизнь
вечную и возмездие здесь и везде, теперь и всегда, признаю до такой степени, что, стоя по своим годам на краю гроба, часто должен делать усилия, чтобы не желать плотской смерти, то есть рождения к новой жизни, и верю, что всякий добрый поступок увеличивает истинное
благо моей
вечной жизни, а всякий злой поступок уменьшает его.
И все они борятся и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою
вечную душу, для достижения
благ, которым срок есть мгновенье.